По заявке: «все непритязательно: флафф, с юстом»
- Название:
Армия делает из мальчика...- Автор: Юм-Юм
- Бета: Triana
- Гамма: Iren--KO
- Фандом: ориджинал, армия
- Рейтинг: NC-17
- Пейринг: Максим/Слава
- Жанр: флафф, юмор, романс... ПВП... юст?
- Статус: закончен
- Саммари: навеяно повыжением Лю, имена тоже неслучайны...
читать дальше
_________________
- РОТА, ПОДЪЕМ!!! – так начинается каждый наш день. Сержант Туляев по утрам всегда хмурый, поэтому нещадно гоняет нас перед завтраком. Ко мне он подходит тихо, пока я в спешке обливаю лицо ледяной водой из рукомойника, и, наклонившись к самому уху («Лишь бы никто не видел!» - вспыхивает лихорадочная мысль в моей голове), шепчет:
- А ты, моя девочка, можешь еще поспать часик, а потом - иди дежурить в медпункт, - чувствую его тело, еще жаркое ото сна, так близко, что он почти прижимается к моей спине, нас разделяет всего пара миллиметров. Мое лицо мгновенно краснеет: от того, что он здесь, от того, что он проявляет ко мне что-то вроде заботы, от близости его, уже знакомого, тела. Последний раз смутив меня горячим выдохом в тонкую кожу на моей шее, он уходит выгонять последних солдат в промозглую ноябрьскую осень, одного «случайно» забыв в ванной.
Целый час сна! В армии это очень много значит. Не выспишься – будешь весь день как сомнамбула – невольно что-то сделаешь не так – тебе надают тычков. А я сплю до семи несколько раз в неделю.
Первое время было ужасно тяжело: последний по росту во взводе, в забегах и на скорость, и на выносливость я приплетался в конце, почти падая от усталости на крыльцо казармы. А из-за моей довольно миловидной, совсем не мужественной, внешности ко мне привязывались с упреками и «поручениями» все, кому не лень. Хорошо хоть белокурых волос поначалу не было видно. А потом…
Однажды утром он вот так же подошел ко мне сзади и обнял:
- Хочешь сегодня не бегать кросс? – я, вымотанный вчерашним нарядом, раскрыл рот от удивления, ничего не в силах сказать. - Можешь остаться помогать на кухне, - я сразу почувствовал неладное, - И приходи в мою комнату во время строевой подготовки. Будь хорошей девочкой… Слава.
В тот день я все-таки побежал утром, и к вечеру на ногах от влажности на улице и натирающих берц раздулись мозоли. На следующее утро я остался чистить картошку, мысленно благодаря Максима (так звали сержанта) за предоставленную поддержку.
Конечно, я понимал, что он подошел ко мне не просто так, а с явным намеком. Я пропустил тогда строевую, пока он в своей комнатушке два на два рассказывал мне, что выгляжу я действительно жалко, что росту мне не хватает, и берцы трут оттого, что велики. Он сидел, грустный, на своей узкой, но все равно шикарной, по сравнению с солдатскими, кроватью, говорил мне, какой я никчемный, и я чувствовал, что он почему-то хочет меня защитить.
На следующий день он снова подошел ко мне и разрешил поспать на час дольше. И на следующий тоже.
Я понял, что так и не научусь ходить строем. Хорошо, что остальные солдаты как будто не замечали особого отношения Туляева ко мне. К тому же он был так суров на своей должности, что трудно было возразить его маленькой прихоти.
Я приходил к нему, и мы разговаривали. Или он угощал меня сигаретой, издевательски поднося зажигалку: вообще-то, я не курил, но он, кажется, наслаждался тем, как я краснею и закашливаюсь, глотая горький дым. Он часто подтрунивал надо мной и называл девчонкой или принцессой, вгоняя в краску. Но странно, это не вызывало агрессии с моей стороны или желания отомстить, мне не хотелось дать ему в морду, даже когда он «случайно» касался моих рук. Наоборот – хотелось сесть к нему еще ближе и спросить, зачем он так. Но я, естественно, не спрашивал.
А недавно утром он, в очередной раз распоряжаясь на мой счет, будто ненароком коснулся губами моего уха. Мне показалось, что мы оба вздрогнули от этого нового ощущения, и в этот день он, против обещания, выгнал меня на пробежку. Конечно, мне не следовало идти к нему днем, но я пошел. И с порога стремительно подсел к нему на кровать, ближе, чем обычно, и прижался плечом к его боку. Он замер на пару секунд, а потом порывисто притянул меня за руку, буквально бросая на кровать, и, широко распахнув полные смятения серые глаза, поцеловал меня в губы.
С того дня он считает меня своей девчонкой. Зря, конечно, потому что на самом деле я хоть и слабый, но не как баба. Но, в общем, меня почти все устраивает. За исключением одного…
Вот и сейчас: ну что он хотел, так прижимаясь ко мне утром. Я проснулся один в своей кровати, с ужасной эрекцией от воспоминания о его горячем теле и сна с весьма определенным содержанием и участием этого тела. Кое-как отдышавшись и постараясь придать «маленькой неприятности» менее заметный вид, я поспешил в мед. крыло, где пробыл за переписыванием больничных карточек до обеда.
В столовой ко мне подбежал дежурный и сообщил, что у сержанта Туляева ко мне срочное поручение. Я, как всегда, покраснел как рак и пошел к Максиму. Он ждал меня около холодильной камеры, как всегда. Конечно, он сразу начал лезть руками мне под одежду, но я не собирался так быстро сдаваться и попытался развести его на светский разговор. Как оказалось, он придерживается точки зрения, что девушка военного должна быть покорной, и, аргументируя свою позицию, жадно поцеловал меня, прижав спиной к холодной двери. Тут я уже забыл, что такое честь и стойкость солдата, и капитулировал в его сильные руки. Он целовал мне лицо и шею, тискал, гладил и щипал мое тело, везде, где только мог дотянуться, и шептал какую-то ерунду, из которой я мог разобрать только «Моя». Тут в дверь, которую я невольно забаррикадировал, начали ломиться, и он, быстро вручив мне коробку с какой-то снедью и поправив свой воротничок, выставил меня за порог. Я едва не умер от разочарования.
После обеда мы полчаса смотрели телевизор всем взводом, потом было четыре часа учебы (как это скучно!) и, наконец, ставшая моим любимым делом в армии, строевая подготовка. Я уже было собирался отправиться в комнату Максима, когда он вышел мне на встречу, позволяя себе в пустом коридоре ухватить меня за бедро, снова притискивая к стенке:
- Я так соскучился… - его рука проникла под ремень моих штанов, заставляя мысли испаряться из головы. - Но сегодня готовимся к проверке, поэтому – марш на улицу!
Он достал рукой, наконец, до моего уже стоящего члена и потрогал нежную кожу, выдыхая в губы:
- Слава…
Я почти кончил, когда он провел пальцами к основанию и тихо застонал что-то.
- Приходи, если сможешь, сегодня после планерки. Я буду ждать, – с этими словами он, аккуратно застегнув пуговичку на моих портках, ушел строить нерадивых новоприбывших.
Подготовка на плацу прошла относительно бодро: два часа тупого хождения туда и обратно, и даже дождь не испортил вдохновения от непривычного обилия свежего воздуха. На ужине нам дали по яблоку, так что все разошлись очень довольные. Надо было постирать и подшить воротнички, кто-то писал письмо домой, кто-то напевал себе под нос романтические армейские песни.
Я подшился, постирал белье и постарался пригладить уже немного отросшие и торчащие во все стороны волосы. На гражданке я их отращивал, чтобы закрывали уши, и поэтому они совершенно не укладываются при короткой стрижке.
В одиннадцать наши уже закончили перешептываться, и по казарме тут и там начал доноситься мерный храп. Я лежал, свернувшись калачиком, до ушей натянув одеяло, и думал, заметит ли кто-нибудь, если я пойду в комнату сержантов? И что будет, если никто не заметит, и мне удастся добраться до последней, туляевской комнаты. Он, наверное, сразу станет приставать ко мне, и повалит на кровать. Хоть бы одежду, как в наш первый раз, не разорвал, а то мне целый вечер трусы зашивать пришлось. Да тут и не трусы скорее, для меня – так просто шорты. Максим как будто голову теряет, когда я рядом, может даже при посторонних меня потрогать за плечо, как будто наставнически. Интересно, кто-нибудь догадался уже про нас? Ну вот, я приду, и он набросится. А может… нет, осторожным он быть почти не умеет. Конечно, он целует порывисто и старается, чтобы мне было как можно меньше больно… Но он не знает, что такое ласки и легкие прикосновения…
Но вдруг…
Да, я все-таки заснул. И проснулся от того, что понял, как кто-то поднимает меня с постели вместе с одеялом. В ужасе распахиваю глаза: все кругом спят, кажется, уже совсем глубокая ночь, а Максим… выносит меня с кровати на руках.
Захлопывая дверь своей комнаты ногой, он аккуратно проносит меня еще пару метров, чтобы опустить на кровать. Я по-прежнему не проявляю признаком активности и притворяюсь дремлющим. Он аккуратно приподнимает мой плед и ныряет ко мне под бок, обнимает, стараясь не разбудить. Я чувствую, что уже начинаю возбуждаться от такого вот простого лежания рядом. Наконец, «просыпаюсь» и поворачиваюсь к нему, обвивая руками и забрасывая ногу на его бедра, отмечаю, как он тут же напрягся и стал дышать тяжелее. Я прижимаюсь к нему, ненавидя разделяющую нас материю, забираюсь рукой под майку, медленно начав гладить его живот и грудь. И – все без слов, будто мы спим. Наконец, стягиваю с него ненужный предмет одежды через голову, и, извиваясь, скольжу по его телу ниже, чтобы поцеловать обнаженную кожу. Он замер от неожиданности, пытаясь справиться со своим возбуждением.
Я, продолжая целовать его грудь, задевая чувствительные соски, руками и ногами снимаю с него боксеры (да, сержантам их можно носить). Наконец, он отмирает и обнимает меня, крепко прижимает и переворачивает на спину, избавляя от одежды. Обоим не хватило дыхания: это показалось так красиво и правильно – он ложится сверху на меня, вдавливая в матрас, такой приятно-тяжелый, теплый… Откидываюсь на подушки и с восхищением смотрю, как он целует мою кожу: вниз, по шее, по дорожке между ребер… Я думаю, что мог бы кончить от одного такого наблюдения. Он спускается вниз и… мокрый язык касается напряженной головки, начинает неумело ласкать... Я сейчас умру, ну вот точно – умру или кончу. Такого у нас еще не было, никогда. Он продолжает вылизывать мой член, пытаясь вобрать его глубже, я непроизвольно толкаюсь ему в рот бедрами, словно со стороны слушая свои совершенно блядские стоны. Он просит развести ноги пошире, и я делаю это с удовольствием, слегка сгибая их в коленях. Он делает минет, сидя у меня между ног. Умереть можно… Наконец, когда я уже на грани, он осторожно отстраняется от меня и переворачивает на живот. От возбуждения в глазах белые круги, я продолжаю стонать, хотя он даже не трогает меня, становлюсь на колени, снова раздвигая ноги и прогибаясь в спине. Щелчок тюбика, и он прижимает к моему отверстию холодный от смазки, но пылающий жаром член. Я подаюсь назад, желая скорее почувствовать его внутри себя, и он позволяет мне это, притягивая меня за бедра. О!.. Горячий, большой, движется внутри меня, и под каким-то необычным углом касается простаты, от чего я почти кричу и, забыв уже и свое имя, выстанываю в порыве страсти:
- Быстрее…
Его не приходится долго уговаривать:
- Девочка моя… - он говорит это тихо и хрипло, срываясь и ускоряя темп. Я, уже не стесняясь и полностью отдавшись невероятным ощущениям, насаживаюсь на него, заставляя двигаться с еще большей силой. Он тоже, кажется, совершенно потеряв контроль, утыкает меня лицом в подушку, так, что мой зад оказывается еще больше раскрытым для него. От этой грубости у меня совершенно сносит башню, я хриплю: «Макс…» и кончаю, выгибаясь в его руках. Чувствую, как внутри все заливает горячая жидкость и от этой мысли совершенно неожиданно кончаю второй раз. Он восторженно выдыхает: «Славка» и падает рядом со мной, прижимая так, что я не могу двинуться.
***
- РОТА, ПОДЪЕМ!!! – я проснулся в своей постели и растерялся, не понимая, что произошло этой ночью, и не приснилось ли мне это.
Одеться за 40 секунд, заправить кровать – почти привычно.
В ванной меня ждешь ты, один посреди умывальников. Я, все еще не понимая происходящего, стараюсь подобраться к одному из них, чтобы незаметно умыться… Ты перехватываешь меня и, захлопнув дверь, прижимаешь к стене (в армии это делают постоянно!):
- Теперь ты точно… мой. Мой мальчик.